Подобное поведение мне совсем не понравилось, врядли этот мужичок преследовал какие-то законные цели, скорее искал повода слегка меня освободить от лишнего груза. К тому же я уже влетал с дядькиными доносами, и потому решил, что оставлять позади себя любопытствующего не стоит. Убивать, разумеется, я никого не хочу, но вот спросить с чего бы такое любопытство к моей персоне, все-таки стоит. Свернув в небольшой неприметнй переулок между глухими заборами, я прошелся по тихой улочке, и вновь свернув, оказался неподалеку от общественной уборной, запах доносящийся до меня, говорил сам за себя. Притаившись за кустом сирени, скинул с плеча свою винтовку в матерчатом чехле, взялся за ствол, и стоило тому мужику появиться из-за забора, с размаху, стукнул его по затылку плоской стороной приклада. Стукнул, как позже убедился, довольно нежно, потому что хоть мужичок и сразу сомлел, но кроме шишки на голове, никаких повреждений не получил. Оглядевшись и не заметив, кроме него никого постороннего, решил убрать его чуть в сторону. Взяв его подмышки, оттащил за деревянное строение с характерным запахом и кучей мусора возле него, и решил слегка поспрашивать, когда тот очнется. А пока снял с него довольно поношенную шинельку, пиджачок и брюки, решив что хуже от того не будет, если мое нападение в итоге сочтут за банальное ограбление. Все будет меньше вопросов. Заодно проверил и карманы бедолаги. Документов никаких не обнаружил, а вот худенькую пачку советских рублей заполучил. Свернул снятую с него одежку, пиджачок с портками перекинул, через стоящий рядом забор, решив, что в таком виде ему будет труднее преследовать меня, если он очнется раньше времени. А шинельку подвязал к своему вещмешку, получилось нечто похожее на армейскую скатку. Убедившись, что мой подшефный дышит, но приходить в сознание не собрирается, Решил, что допрос по большому счету, ничего не даст. В принципе и так понятны его намерения поэтому не став дожидаться того, как он очнется, поднялся, проскочил по переулку до следующей улицы, где и окликнул проезжающего мимо извозчика, который за рубль, довез меня до местного вокзала. Денег, добытых от моего преследователя, оказалось тридцать четыре рубля казначейскими билетами государственного банка. Судя по ним, в то время, пока я прохлаждался в лагере, произошла очередная денежная реформа, в результате которой совзнаки, заменили на рубли и червонцы. Червонец оказался только один, а остальные купюры по пять, три и одному рублю. Много это или нет, я не знаю, но извозчик запросил рубль, а билет который я приобрел чуть позже до Читы за двенадцать рублей.
На вокзале мне в очередной раз повезло. На перроне, под всеми парами стоял поезд готовый отправиться на Читу. Правда проводник, напрочь отказался везти за деньги и послал меня в кассу, сказав, что я вполне успею купить билет. Так оно и вышло. В итоге, я стал обладателем билета в вагон третьего класса, и вскоре занял свое место у окна. С виду это была обычная плацкарта, разве что сидения и откидные полки были деревянными, и без рундуков под ними. Ехать предстояло двадцать семь часов, значит реально почти полтора, а то и двое суток. Как я убедился совсем недавно, поезда тут особенно не торопятся. Впрочем, нечто подобное происходило и в позднем СССР. Сколько бы я не ездил по железной дороге, ни разу не было такого, чтобы поезд приходил вовремя. Рассказывали что причина этому довольно банальная. Если приедешь раньше — значит, нарушил транспортный режим и где-то превысил скорость. Вовремя, тоже где-то превысил, потом одумался. А вот если опоздал, значит все нормально. Не торопился, не нарушал, пропускал встречные поезда и тому подобное. В общем, не ругали. А если не ругают, да и премии иной раз подкидывают, то зачем торопиться?
Поэтому постаравшись устроиться поудобнее в уголке, неподалеку от выхода в тамбур, подложил под себя шинельку, чтобы было помягче, пристроил в уголке винтовку в чехле, чтобы не бросалась в глаза, привалился на свой заплечный мешок, как на подушку и, сунув руку за пазуху ухватившись за рукоять кольта, пригревшись, задремал.
Похоже езда на тормозной площадке хотя и основательно вымораживает, но тем мне менее, гораздо более спокойная, чем поездка в вагоне. Я проснулся от того, что кто-то находящийся передо мной, зажал мне ладонью рот и приставил к шее финку, показывая глазами, чтобы я не рыпался, а второй в это время, тянулся к моему заплечному мешку, чтобы поискать в нем, что-то интересное для себя. Тот, кто зажал мне рот, увидев, что я открыл глаза, вполголоса произнес:
— Тихо сиди, целее будешь.
И убрав руку от моего лица, чуть отступил в сторону, продолжая смотреть на меня и поигрывать свим ножичком. Второй в это время уже развязывал горловину на моем мешке. Еще находясь в полудреме, я открыл глаза и потянулся левой рукой, чтобы протереть их ото сна. В этот момент тот бандит, что находился в двух шагах от меня, контролируя мое поведение, вдруг удивленно хмыкнул, и произнес:
— Ба! Да это же мой дружбан, Мишаня! А кто-то говорил, что тебя застрелили при побеге? А ты жив здоров, да еще и не пустой!
Его напарник в это время, выбрасывал из моего мешка запасное белье, и вот-вот должен был добраться до более ценных вещей находящихся на дне. Внимательно присмотревшись на того, кто стоял передо мной, понял, что уже видел этого человека в лагере. Это был один из тех, кто когда-то предлагал мне совершить побег в их компании, в качестве ходячего барашка. Похоже, с побегом у них все же срослось. То, что он узнал меня, и то, что его напарник вскоре обнаружит шкатулку с монетами и «бижутерией» которую я все-таки взял с собой из вагона, решив рискнуть, будет не самым лучшим вариантом развития событий. Нужно было обрубать концы, и делать это самым радикальным образом. И потому, я заметив, как моего неожиданного собеседника отвлек возглас его напарника, видимо наконец добравшегося до шкатулки, выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил. Патрон находился уже в стволе. Предполагая, что рано или поздно мне придется обороняться, решил, что загнать один из патронов в ствол, будет далеко не лишним. Это в револьвере можно не думать об этом, здесь же все иначе. Если бы я не позаботился об этом ранее, то сейчас, чувствую мне просто не дали бы возможности передернуть затвор.
Честно говоря, я готовился к тому, что промахнусь, ведь я выстрелил, не целясь, а просто направив ствол в «собеседника» и тогда, либо на меня состоится нападение сразу с двух сторон, либо, даже если я и попаду, то нападение все равно произойдет, и мне придется продолжать стрельбу. Но все произошло, несколько иначе. Как оказалось, я все же куда-то попал. Во всяком случае, узнавший меня бандит, выронил из своей руки нож и схватившись за предплечье правой руки взвыл от боли. Тот, кто копался в моем мешке, на противоположной скамейке, вдруг подхватив мешок, бросил его на меня, а сам отскочив назад, подхватил своего напарника, и ударом ноги распахнув дверь ведущую в тамбур выскочил туда сам, и выволок своего друга. Я в на мгновение растерялся, что дало время бандитам скрыться с моих глаз. Откинув мешок в сторону, я поднялся со своего места и сделав пару шагов, оказался в дверях ведущих в тамбур вагона.
Как оказалось, двери ведущие в соседний вагон оказались запертыми и сейчас, один из нападавших, ковырялся в замке, пытаясь вскрыть его. Второй, в это время сидел на полу, зажимая рукой окровавленный рукав своей куртки, подвывая при этом. Он-то и заметил меня первым.
— Прости, браток, обознались, не держи зла!
Произнес он, а второй при этом отшатнулся и подняв руки замер в такой позе. В этот момент я понял, что оставлять их в живых, означает подвергать себя ненужному риску. Воры, в любом случае, не оставят это происшествие безнаказанным, а ходить и оглядываться на каждый шорох мне не улыбалось. Рано или поздно меня бы поймали, и не факт что победителем оказался бы я. Зато они, припомнили бы каждый мой шаг. Все это промелькнуло в моем сознании, и больше не сомневаясь в своих действиях, еще дважды выстрелил из кольта, который так и оставался в моей руке. На этот раз мне повезло больше. Первым же выстрелом я попал в левую часть грудной клетки стоящего бандита, а вторым в голову узнавшего меня, сидящего на полу, уложив их, друг на друга. В том, что оба они мертвы, не было никаких сомнений.
